Никола засмеялась.
— Тем не менее все было именно так. — И она говорила правду. — Мне было восемнадцать. Чему вы удивляетесь? Я что, выгляжу недорослем?
— Недорослем?! Что вы, мадемуазель?! — Его голубые глаза полезли на лоб от ужаса. Как вы могли подумать?.. Я хотел сделать комплимент. Вы такая юная… чистая, свежая, что я…
Ганс совсем смутился и умолк. Никола отвела взор в сторону, злясь на себя за глупую шутку, которая спровоцировала бурный взрыв чувств. Курт ведь предупреждал ее, чтобы она не возбуждала Ганса, не подавала ему надежды, а ее жеманство сыграло именно такую роль. У Николы отлегло от сердца, когда после минутного молчания Ганс обратился к ней уже значительно спокойнее:
— И с тех пор вы что, чем-то занимались дома или ездили за границу, развлекались?
Она выбрала ту часть вопроса, на которую могла ответить правдиво.
— Да, я за это время побывала в нескольких странах: в Италии, Франции, Шотландии, на Кипре…
— Англию вы тоже наверняка знаете? Вы так хорошо говорите по-английски!
— Вы тоже, — улыбнулась ему Никола.
Ганс был доволен.
— Вы так считаете? Я рад. Потому что, если бы я не владел этим языком, то как же бы мы общались? Мой французский — дело швах, — и он повернул большой палец вниз, — а итальянский и того хуже.
Они сидели на краю бассейна, болтая ногами в воде. Но вдруг Ганс вскочил и протянул Николе руку.
— А не окунуться ли нам еще разок, а потом пройти в бар и выпить чего-нибудь прохладительного?
Она позволила Гансу помочь ей подняться и сняла солнечные очки. Но как только Никола ступила в сторону, чтобы положить их на полотенце, она заметила в нескольких метрах от себя Курта. Он стоял один; большой палец левой руки был засунут за пояс плавок, а правой рукой Курт закрывал глаза от солнца, стремясь кого-то рассмотреть. Ему навстречу шла женщина, театрально раскинув руки.
— Курт! Курт Тезиж! — воскликнула она. Ее низкий голос поразительно походил на мужской. — Сколько же времени мы не виделись?! Помнишь, как мы провели лето на Лазурном берегу, в Антибе? Да конечно, с какой стати тебе помнить? Ты наверняка мгновенно забыл обо мне! — Женщина говорила по-английски, но с каким-то непонятным для Николы акцентом.
Курт вроде бы начал узнавать ее, однако пока ничего не произнес в ответ.
Никола упала коленями на полотенце и распласталась на нем, закрыв лицо руками, — столь велико было желание спрятаться от глаз людских. Страх охватил ее с головы до пят; по спине пробежали мурашки. Эта женщина знает Курта, причем настолько хорошо, что позволяет себе так фамильярно приветствовать его, обращаясь к нему на «ты»! Она, безусловно, знакома и с Дианой — подлинной Дианой… Вот и произошло то, чего опасался Курт. «Как будто он не мог всего этого предвидеть!» В состоянии шока Никола винила Курта во всех смертных грехах.
Она оглянулась через плечо. Ганс стоял у края бассейна, ожидая ее. «Надо исчезнуть, пока ни Курт, ни незнакомка не увидели меня!» — пронеслось в голове у Николы. Она по-пластунски поползла к бассейну, на какой-то краткий миг поднялась на ноги, нырнула и проплыла под водой на другую сторону.
Тут же появился и Ганс.
— Ну что, поплывем за прохладительным? — спросил он.
— Не сейчас! Мне и здесь хорошо! — И Никола уплыла от него к стайке купающихся.
Среди массы качающихся на волнах можно на какое-то время найти спасение. Но конечно же только на какое-то время. Да и это, скорее всего, было самообманом: она же не могла оставаться в бассейне вечно. Рано или поздно придется выйти, и что тогда?
Барахтаясь в воде, Никола оглянулась на тех двоих. Если раньше — против солнца — виден был лишь один силуэт женщины, то теперь ее можно разглядеть как следует. Нечего сказать: высокая, стройная, длинные ноги, красивые руки, плечи; открытый купальник; бронзовый загар, который нельзя было получить в Лозанне и за одну неделю, когда светило весеннее солнце, — а до того здесь и подавно дул пронизывающий северный ветер. Прическа модная — растрепанная; волосы, как и у Курта, — светлые, причем со лба назад идет широкая серебристо-белая прядь. Лицо слегка вытянутое, нос орлиный, губы тонкие. С Куртом она говорила по-английски, но жестикуляция и выражение глаз были чужими. Когда она смеялась, все поворачивались к ней — так необычно звучал ее голос. Курт внимательно слушал ее, не сводя с нее глаз.
Наконец он обернулся, и взгляд его заскользил по террасе, бассейну. «Только бы не меня он искал, только бы не меня!» — взмолилась Никола в отчаянии. Однако дела, кажется, обстояли именно так. Курт уже указывал своей собеседнице на нее и манил к себе пальцем — да как он смел?! — а затем подошел к краю бассейна и стал ждать, пока Никола выберется из него.
Она вышла из воды, обеими руками откинула мокрые волосы назад, не в силах посмотреть на Курта. Никола еле держалась на ногах. Сердце колотилось так, словно вот-вот вырвется из груди. Никола чувствовала, что Ганс где-то сзади нее, но его не было видно. Курт заговорил по-французски, прохладно-сдержанно, правда, вежливо:
— Познакомьтесь! Это Диана, Жезина! — И, повернувшись к Николе, спокойно глядя ей в глаза, продолжил: — Диана! Это мадам Жезина Сильбер! Мы встретились с ней в Антибе, в то лето, что я проводил там. Помнишь? Перед смертью отца. Вы ведь незнакомы, не так ли? Ну, конечно, ты же тогда, кажется, еще училась?
Никола ухватилась за подсказку.
— Да, я была в Веве, — подтвердила она, вспомнив, как Диана говорила, что мсье Тезиж скончался лишь после того, как она закончила учебу; Никола радовалась, что хоть здесь не приходилось врать. Уже улыбаясь, она протянула руку Жезине, одновременно соображая, не стоит ли вежливости ради сказать мадам Сильбер, что часто слышала о ней от Курта. А если не стоит, то что можно, причем так, чтобы Курт одобрил и чтобы это выглядело по-диановски.